Психологический центр «Здесь и теперь»

Если представлять мой профессиональный путь и то, как он менялся в течение моей жизни, подходит метафора «строительство дома». В основе фундамента лежит, конечно же, история моей жизни, моей семьи и те события, с которыми я была вынуждена встретиться в моем детстве. Плюс задатки и способности, данные мне генетически, а также перенятый мной стиль жизни моих родителей. А именно, высокая степень оптимизма, пытливость и упорство, особенно в сложных жизненных ситуациях.

Мой младший брат сразу после рождения имел косоглазие, стремительно терял зрение из-за миопии и частичной отслойки сетчатки глазного дна. Но мои родители упорством, настойчивостью, наглостью и терпением сумели сохранить ему зрение ровно настолько, чтобы он стал вполне трудоспособным и полноценным человеком без инвалидности. Видимо, первая моя профессия: «медицинская сестра» - была выбрана частично из-за стиля жизни моей семьи. Итак, в фундаменте моего «дома» лежит моё медицинское прошлое и опыт медицинского «спасательства», а также знание анатомии и физиологии человека.

Мои родители хотя и не имели высшего образования, но были «культурно развитыми» молодыми людьми, всегда много читали. И считали, что детям нужно создавать условия для разностороннего развития. А на тот момент, среди возможностей развития детей в нашем Новом городе были музыкальная школа и студия бальных танцев. Поэтому я занималась и тем, и другим. Музыкального таланта у меня нет, зато есть общее развитие и кругозор. И этот факт тоже - в фундаменте «моего дома».

Ещё одним фактом, повлиявшим на выбор и мой путь в профессии, стала ранняя гибель отца. Это произошло очень неожиданно и сильно повлияло на всю мою жизнь. С тех пор тема смерти проживается мной в разных вариациях. Именно поэтому я бессознательно выбирала работу, которая позволяла мне «присматривать за смертью», я пыталась понять и контролировать, что, видимо, означало «управлять» этим явлением. И в этом смысле я получила полное фиаско.

В профессию психолога я пришла в 2000 году, когда училась на третьем курсе педагогического университета. Первой задачей, которую важно было решить мне: что делать с огромным объемом теории на практике. На тот момент в нашем городе работало несколько психологов, у которых были похожие вопросы, в сумме своей сводящиеся к одному «Как работать?». Мы начали экспериментировать. Учились по книгам Марковской Ирины Михайловны «Тренинг взаимодействия родителей с детьми», Лютовой Елены Алексеевны и Мониной Галины Борисовны «Шпаргалка для взрослых: Психокоррекционная работа с гиперактивными, агрессивными, тревожными и аутичными детьми». Создали детско-родительские группы. Оказалось, что некоторым родителям это было интересно. Мы делали эксперименты в смешанных детско-родительских группах, начали обучать родителей возрастной психологии, занимались просвещением. Этот опыт можно считать первым этажом «моего здания» под названием «Профессиональный путь».

В 2003 году я поступила на работу в учреждение, построенное по принципу семейного типа, для детей, оставшихся без попечения родителей, которое находилось в деревне, и мы начали набор воспитанников. Детская деревня на тот момент не имела ресурсов для оказания помощи детям с ограниченными возможностями здоровья, поэтому мне была поставлена задача - отсеять детей с физической и психической патологией. И я, во-первых, вспомнила свое медицинское прошлое, а во-вторых, была вынуждена штудировать литературу и искать методы экспресс диагностики для кандидатов в детскую деревню.

Набор детей мы осуществили достаточно быстро. Всего их было 72 человека. И снова встала задача: «Что делать?» Знакомясь с детьми и с историями их жизни, я в очередной раз попала в свою «болевую» тему. Я видела, что встретилась с детьми, пережившими горе, которое и мне казалось невыносимым. Естественно, первой моей специализацией была «Работа с детьми, пережившими экстремальные жизненные ситуации». Я начала сопровождать детей, как людей, имеющих признаки посттравматического стрессового расстройства. Эта работа была очень трудоемкой, мне было очень тяжело, в том числе и не хватало профессиональной поддержки от коллег. Большим потрясением для меня был случай, когда я предложила психологам нашего города рассказать о том, чему я научилась на специализации. Мы организовали семинар. Но после него мои коллеги сказали, что это очень сложная тема и они в ней работать не могут. Я была в шоке, потому что не видела своей работы по-другому. Как так, спрашивала я себя, как можно работать, не обращая внимания на травму, которую ребенок транслирует своим поведением, которая есть в анамнезе его жизни, как это можно игнорировать? Я не догадывалась о том, что я сама жила как «травматик» и во всем видела только травму.

Очень быстро выяснилось, что полученной специализации для эффективной работы недостаточно. Я снова поехала в «ИМАТон», чтобы выяснить, как работать с нарушениями развития эмоционально-волевой сферы у детей (выбирала курсы, естественно, по названию). В моей копилке, появилась «Концепция базальной эмоциональной саморегуляции личности», разработанная Лебединским В.В., Никольским О.С., Баенской Е.Р., Либлинг М.М., а вместе с ней - более полная диагностика и увеличение стратегий работы с детьми. Я начала видеть не только травму, а ещё и уровень эмоционального развития ребенка с точки зрения формирования базовой саморегуляции. Мне, наконец–то, стала понятной книга Семаго М.М., Семаго Н.Я. — «Проблемные дети», которую в то время я проштудировала полностью и неоднократно. Я жадно искала формы и методы работы. Было не просто интересно, а можно сказать, что я была страстно увлечена.

На этом этапе я познакомилась с расстановками по Берту Хеллингеру и сразу же решила, что не буду заниматься этим методом, потому что не была готова целиком посвятить себя новому направлению работы. Но метод расстановок дал мне возможность увидеть проблему ребенка более широко в системе его семьи. Подтолкнул на изучение литературы, связанной не только с расстановками по Берту Хеллингеру, но и с системной семейной психотерапией. Я изучала работы Э.Г. Эйдемиллера, А.Я. Варга и  В.В. Столина, А. С. Спиваковской и др.

Всё это происходило на фоне развивающейся конфликтной ситуации на работе и очень сложных взаимоотношений в семье. Я много курила дома по вечерам, но страстно спасала детей Детской деревни, выясняла отношения со своим мужем и усиленно воспитывала своих детей. Я очень хотела придумать волшебный способ воспитания и изменения близких мне людей, гарантирующий избавление их и меня от очень тяжелой жизни. Поэтому искала без устали и остановки. Я сейчас иногда думаю о том, как повезло моей семье, что я все-таки не имела возможности всю свою энергию направлять только на них. А детям из Детской деревни, наверное, отчасти повезло, в том, что их было много, и я не могла обрушить всю мощь той спасательской энергии на каждого. Поэтому я была вынуждена постоянно искать все новые формы, методы и способы работы.

На самом деле, в то время я решила две стратегические задачи: во-первых, я нашла способ, создать атмосферу безопасности в моем кабинете, ко мне не боялись «забегать» и дети и приемные мамы. Во вторых, я нашла новые формы работы. Так, я организовала разно уровневую помощь. Часть детей приходили ко мне в кабинет просто играть, это были те, кто обладал совсем малой долей доверия. Я очень аккуратно беседовала с ними, а иногда просто читала сказки и, если получалось, обсуждала их. Другая группа детей, это те, кого я уговорила поговорить со мной о жизни наедине, те, с кем уже было возможно «посекретничать по душам». А ещё были дети, которые приходили ко мне с конкретными вопросами. Я уже знаю, что некоторым из них моя работа была полезна. Это второй этаж моего «профессионального дома» с этаким деревенским дизайном.

В это время я начала свой путь в гештальт-терапию. На протяжении всей обучающей программы первой ступени я была в очень профессиональной позиции, группа мне была нужна для решения своих профессиональных задач. Несмотря на это, я почти всегда жаловалась на всех вокруг себя: на начальство, коллег, мужа, систему образования, правительство, страну, моих детей, маму и брата, на жизнь и так далее (по списку). «Пробило» меня на группе второй ступени. Первый раз это произошло тогда, когда одна из участниц группы подметила у меня жест, ранее мною не замечаемый, который показал мне в дальнейшем незнакомые грани моей личности. Я со стыдом узнала про себя, что я одновременно и жертва, и превосходный манипулятор.

А второе важное открытие было связано с темой смерти на одной из трехдневок. Я была удивлена реакции людей на эту тему. Кто-то боялся, кто-то горевал, а я не испытывала ничего. Абсолютный ноль, полная амнезия! Это было подтверждением моего тотального страха. После этих событий я поняла, что необходимо смотреть внутрь себя и ценить личную психотерапию. Сейчас я могу сказать о себе, что могу встречаться с болью утраты и травматическим страхом и у меня все чаще хватает ресурса поддерживать свою душу в живом состоянии.

В 2009 году меня пригласили работать в городской молодежный центр на должность руководителя социально-психологической службы. Здесь я также искала методы и стратегии работы с молодежью уже на городском уровне. Я использовала опыт людей, которые работали до меня, что-то вносила свое. Сейчас наша служба имеет признание среди наших клиентов, учредителей и просто жителей города. Мы ведем большую профилактическую работу, формируем установки на здоровый образ жизни в нашем городе, консультируем родителей, организуем коррекционную работу для детей, помогаем молодежи. Нам приходится решать много, порой непростых, задач.

В связи с этим моё образование продолжается. Я по-прежнему ищу новые стратегии работы с травмой. В этом году вплотную занимаюсь изучением клинических основ психотерапии. Читаю Фрейда, Ялома, Рупперта, а на полке уже стоит Мелани Кляйн и другие книги. Теперь я уже не одна. Горжусь тем, что у нас появилась хорошая команда профессионалов. Это очень поддерживает. Вот так выглядит третий этаж «моего дома» – городской стиль.

Все это время я занимаюсь гештальт-терапией. Веду группы первой ступени, консультирую людей, у меня есть пролонгированные клиенты, появились молодые специалисты для работы под моей супервизией. Основной процесс, который происходит со мной, это формирование меня как гештальт-терапевта. А главное, в этом процессе, это - оттачивание контакта с клиентом.

Большая работа по настройке меня, как инструмента для живой настоящей встречи с ним, чистого, без шумов и помех, резонирования с его историей, чувствами и мыслями. Я очень ценю в гештальт-консультировании идею лечения присутствием. Для такой сонастройки, я, конечно же, использую личную терапию. И в этом смысле я имею личную выгоду от своей работы, встречаясь через клиентов со своей душой. Также я очень ценю супервизию, нашу группу третьей ступени «Терапевтическое взросление» и сообщество Мурманского «Здесь и Теперь». Все это - зеркала, которые помогают увидеть свои ресурсы, скрытые грани личности и искажения.

А ещё я обращаю внимание на то, какие клиенты приходят ко мне на прием. И замечаю, что в настоящее время стали появляться клиенты, которые откликаются на мою женственность, успешность в семейной жизни, мою состоятельность, как мамы и профессионала. Я понимаю, что это - тоже зеркальные отражения, показывающие мне проделанный путь.

Моё занятие гештальт-терапией - это не очередной этап строительства «профессионального здания». Это - уже отделка, оформление: иногда высокохудожественная, а иногда с абстракционистскими «ляпами». Это - шлифовка и огранка: иногда драгоценными камнями, иногда простыми, но очень необходимыми. А строительство дома пока еще не закончено, кто его знает, сколько там ещё этажей наверху ...

Начальник социально-психологической службы «Центр содействия социальному развитию молодежи «Гармония», город Кандалакша.

Галина Чекушкина.