Будучи лингвистом по первому образованию, и, соответственно, трепетно относясь к форме и содержанию слова, речи, я испытала некоторое напряжение, когда получила предложение написать «что-нибудь в жанре психологического эссе». Идея увлекла меня, предложение показалось лестным, но трепетное отношение к печатному слову, взращенное моими учителями и средой, сразу же высветило передо мной красными буквами с восклицательным знаком на конце виртуальное слово «ответственность». Приглядевшись, я увидела за первым словом второе - «опасность».

«Вот это да!» - подумала я, и притаилась, замерла, осознавая свое сопротивление.

Писать рассказы, научные статьи, делать заметки - это одно, здесь все ясно и просто. Научная статья - излагаю свои мысли по поводу своих каких-то эмпирических результатов, полемизирую или соглашаюсь с авторами школ, направлений и т.д. Рассказы и заметки дают возможность рефлексировать, не всегда напрямую, а через образы реальных клиентов, рефлексировать жизненный, профессиональный опыт, эмоции, испытываемые мною в процессе терапевтических отношений и подчас не предъявляемые мною клиенту. Я понимаю, что творчество, результатом которого являются мои рассказы, помогает мне не «сгореть» профессионально. Позволяет сохранить и теперь, спустя 15 лет работы сначала в психологическом консультировании, затем - более глубоко - в терапии, тепло, уважение, неподдельный интерес к личности, изумление по поводу разнообразия Божественного проявления. И большое желание помочь нуждающимся, оказать, по словам А.Ф.Бондаренко, «психологическое вспомоществование»…

Удивительно, но сочетание двух слов «психология» и «эссе» казались мне двумя величинами, совершенно несопоставимыми. «Психология» в моих фантазиях предстает как некое здание, совершенно разностилевое, фундамент которого был основательно заложен в начале ХХ века. Затем подрядчик ушел и законсервировал стройку.

В 20-х годах появились новый заказчик и новый архитектор, которые использовали максимально полезно оставленный объект и построили добротное здание из 4-5 этажей с высокими потолками, просторными, с запасом, помещениями «на вырост». К шестидесятым здание катастрофически не вмещало всех жильцов, появились рядом стоящие флигели, какие-то бунгало… Назрела необходимость капитальной реконструкции здания. Специалисты исследовали состояние фундамента, дали «добро» на возможность надстройки вверх, заложили новый фундамент с торцевых частей старого здания. И пошла работа!... Теперь это - здание с постоянно присутствующим строительным краном на заднем плане. Фасад от подвалов бессознательного до мансард, населенных полубредовой философией, эзотерикой, сознанием, стоицизмом, Духом и Верой - весь заполнен различными вывесками. Яркими и неброскими, агрессивными и скромными, бьющими в глаза, кричащими и ненавязчивыми, сделанными очень тонко и умно профессиональными пиарщиками. Смешение языков, ментальностей, этноса! Вавилон! Но…функционирует! Развивается! Вокруг этого здания - огромная инфраструктура….Продолжать можно долго и увлеченно. Но у меня иная задача! Я остановилась на попытке сравнить, соединить в одно понятие два слова.

… Эссе. При произнесении этого также иностранного слова количество букв «с» почему-то многократно увеличивается до 3-7! «Эссе» - нечто эфемерное, неосязаемое, не имеющее основания, а как бы висящее в воздухе. Хочу проверить свою интуицию, читаю в «Словаре иностранных слов» определение: «Эссе -…прозаический этюд, представляющий общие или предварительные соображения о каком-либо предмете или по какому-либо поводу, нередко случайному» (курсив мой). Нашла! Нашла источник смутного, неясного сопротивления! Я поняла, что «приблизительное» и «случайное» не уживаются ни в моем сознании, ни на уровне чувств; эти слова не со-жительствуют со словом «психология».

Пройдя через данное осознавание, я ощутила прорыв, некое просветление, ясность, энергию, возможность двигаться дальше.

Задание-предложение по поводу публикации все еще оставалось в силе. Долго и занудно я начала искать устраивающее меня словосочетание, объективно отражающее содержание описываемых мною явлений. Варианты: психологические рассказы, психологические заметки, терапевтические рассказы, соответственно, - терапевтические заметки и даже (!) - терапевтические истины. Двигаясь в последнем направлении, я иронично думала, куда же приведет игра? Появились «Былое и думы». Здесь я остановилась, посмеялась малоупотребляемому, устарелому выражению и посочувствовала забытому Герцену. Затем поймала, именно так: поймала себя на проповедническом тоне серии типа «Исцели себя сам». Гомерический хохот, занавес. Я позволила себе этот кусок интроспекции и самоиронии, чтобы на антитезе попробовать описать восторг, удивление, уважение по поводу творчества И.Ялома «Терапевтические истории» - так он определил свой жанр. Ялом - второй автор-психолог, поразивший меня умением предъявлять себя, то есть находящий возможным не только записывать, как в дневниковых записях, то, что находится внутри, но и печатать эти размышления для широкой публики.

Первым был Жан-Мари Робин. В 1998-99 году ко мне в руки попала для перевода его книга «PlietdepliduSELF» (Bordeaux, 1997). Переведенные мною теоретические куски показались скучными, неинтересными. В тот момент я делала только первые шаги в изучении гештальт-подхода. Но 12 глава (L*insuportedanslarelation),название которой я перевела как «Бессознательное, внесенное в отношения», совершеннейшим образом поразила меня! Ж.-М. Робин в предельно открытой, дневниковой форме описывал свой визит в Москву в качестве ведущего гештальт-групп. Портреты русских, с которыми он контактировал, или вынужден был контактировать, удивили меня. Его раздражение, удивление, равнодушие, усталость, злость, тепло, сочувствие, откровенность, в конце концов, показались настолько эпатажными, что я не могла в тот период иметь какого-то объективного мнения по поводу глубины, содержательной стороны переведенного мною материала. Восхищение и вопрос: «Так можно самовыражаться?» «Он что, - думала я, - не предполагает, что найдутся русские, владеющие французским и желающие прочитать написанное им?» Мне казалась откровенность такой глубины некоторым безрассудством, отсутствием дальновидности и такта.

Спустя шесть лет, «глотая» Ялома, я почувствовала созвучие, совпадение неких вибраций. Опять возник вопрос: разве можно лучше Ялома написать о терапевтическом процессе, о том, что наполняет душу и сознание терапевта, о его контрпереносах, человеческих слабостях, личных драмах … Вновь «зацепило» слово, слово «лучше» … Возвращение к интроспекции, поиск причины, варианты работы с осознаванием. Агональность, соревновательность вышла из глубин бессознательного. С кем соревноваться? Он это он, Ялом. Я это я. Мы разные. Каждый идет своей дорогой. Благодаря Ялому, я смогла вернуться к Ж.-М. Робину, перечитать и заново пережить, переоценить его опыт, проанализировать то, что было глубоко запрятано от меня самой, но всплыло из «глубин» именно вследствие встречи с книгой Ж.-М.Робина.